Война и мир. - Том 3, часть 2, глава 4. Жители Смоленска сожгли город, чтобы ничего не досталось захватчикам, и покинули его. Купец Ферапонтов сжег свой дом, все постройки и лавку. "Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. ...несколько из них забежали на двор Ферапонтова. ... Какой-то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
-- Сдают город, уезжайте, уезжайте, -- сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
-- Я вам дам по дворам бегать! -- крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
-- Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! -- закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
-- Решилась! Расея! -- крикнул он. -- Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась... -- Ферапонтов побежал на двор."
Жители Смоленска сожгли город, чтобы ничего не досталось захватчикам, и покинули его. Купец Ферапонтов сжег свой дом, все постройки и лавку.
"Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. ...несколько из них забежали на двор Ферапонтова. ... Какой-то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
-- Сдают город, уезжайте, уезжайте, -- сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
-- Я вам дам по дворам бегать! -- крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что-то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
-- Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! -- закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
-- Решилась! Расея! -- крикнул он. -- Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась... -- Ферапонтов побежал на двор."