Написать святочный рассказ в 200 слов

Это произошло со мной в рождественскую ночь.У нас дома посреди комнаты поставили ёлку.Мы её очень красиво нарядили,и стали ждать прихода Рождества.Я очень устала и присела под ёлкой отдохнуть.
Вдруг вижу,что комната озарилась серебристо-голубым светом.Это было так чудесно! И появился ангел с пушистыми крылышками за спиной.Ангел сказал,что меня за хорошую учёбу и хорошее поведение пригласили на ёлку.Он взял меня за руку,и мы очутились в огромной комнате.Там стояла необыкновенная ёлка,вся в чудесном сиянии.Было много детей.А в кресле сидела молодая женщина с сияющим лицом и держала младенца на руках.
Я сразу поняла, что это сама Дева Мария,а на руках у неё младенец Иисус Христос.Я не могла глаз от них оторвать.Но подойти не решилась,так как подумала,что недостойна.Дева Мария что-то сказала ангелу.Он подозвал меня.Тут Богородица протянула ко мне руку и благословила! Потом ангел дал мне небольшую корзиночку с подарком.Я перекрестилась и низко поклонилась Богородице,благодаря её.Потом мне разрешили подойти к другим детям.Мы пели разные рождественские песенки и рассказывали стихи.Было так весело!
          Вдруг я почувствовала,что кто-то трогает меня за плечо."Дочка,проснись!"-сказала мама.
Я не поняла сначала,где я.И было ли то,что я видела на самом деле?Или это сон такой приснился мне?
Но тут я заметила около себя маленькую корзиночку,которую мне дал ангел,и поняла,что всё было на самом деле!
  Вот такая чудесная история приключилась со мной в рождественскую ночь

В одном образованном семействе сидели за чаем друзья и говорили о литературе — о вымысле, о фабуле. Сожалели, отчего все это у нас беднеет и бледнеет. Я припомнил и рассказал одно характерное замечание покойного Писемского, который говорил, будто усматриваемое литературное оскудение прежде всего связано с размножением железных дорог, которые очень полезны торговле, но для художественной литературы вредны.

«Теперь человек проезжает много, но скоро и безобидно, — говорил Писемский и оттого у него никаких сильных впечатлений не набирается, и наблюдать ему нечего и некогда, — все скользит. Оттого и бедно. А бывало, как едешь из Москвы в Кострому „на долгих“, в общем тарантасе или „на сдаточных“, — да и ямщик-то тебе попадет подлец, да и соседи нахалы, да и постоялый дворник шельма, а „куфарка“ у него неопрятище, — так ведь сколько разнообразия насмотришься. А еще как сердце не вытерпит, — изловишь какую-нибудь гадость во щах да эту „куфарку“ обругаешь, а она тебя на ответ — вдесятеро иссрамит, так от впечатлений-то просто и не отделаешься. И стоят они в тебе густо, точно суточная каша преет, — ну, разумеется, густо и в сочинении выходило; а нынче все это по железнодорожному — бери тарелку, не спрашивай; ешь — пожевать некогда; динь-динь-динь и готово: опять едешь, и только всех у тебя впечатлений, что лакей сдачей тебя обсчитал, а обругаться с ним в свое удовольствие уже и некогда».

Один гость на это заметил, что Писемский оригинален, но неправ, и привел в пример Диккенса, который писал в стране, где очень быстро ездят, однако же видел и наблюдал много, и фабулы его рассказов не страдают скудостию содержания.

— Исключение составляют разве только одни его святочные рассказы. И они, конечно, прекрасны, но в них есть однообразие; однако в этом винить автора нельзя, потому что это такой род литературы, в котором писатель чувствует себя невольником слишком тесной и правильно ограниченной формы. От святочного рассказа непременно требуется, чтобы он был приурочен к событиям святочного вечера — от Рождества до Крещенья, чтобы он был сколько-нибудь фантастичен, имел какую-нибудь мораль, хоть вроде опровержения вредного предрассудка, и наконец — чтобы он оканчивался непременно весело. В жизни таких событий бывает немного, и потому автор неволит себя выдумывать и сочинять фабулу, подходящую к программе. А через это в святочных рассказах и замечается большая деланность и однообразие.

— Ну, я не совсем с вами согласен, — отвечал третий гость, почтенный человек, который часто умел сказать слово кстати. Потому нам всем и захотелось его слушать.

— Я думаю, — продолжал он, — что и святочный рассказ, находясь во всех его рамках, все-таки может видоизменяться и представлять любопытное разнообразие, отражая в себе и свое время и нравы.

— Но чем же вы можете доказать ваше мнение? Чтобы оно было убедительно, надо, чтобы вы нам показали такое событие из современной жизни русского общества, где отразился бы и век и современный человек, и между тем все бы это отвечало форме и программе святочного рассказа, то есть было бы и слегка фантастично, и искореняло бы какой-нибудь предрассудок, и имело бы не грустное, а веселое окончание.

— А что же? — я могу вам представить такой рассказ, если хотите.

— Сделайте одолжение! Но только помните, что он должен быть истинное происшествие!

— О, будьте уверены, — я расскажу вам происшествие самое истиннейшее, и притом о лицах мне очень дорогих и близких. Дело касается моего родного брата, который, как вам, вероятно, известно, хорошо служит и пользуется вполне им заслуженною доброю репутациею.

Все подтвердили, что это правда, и многие добавили, что брат рассказчика действительно достойный и прекрасный человек.

— Да, — отвечал тот, — вот я и поведу речь об этом, как вы говорите, прекрасном человеке.