(Иллюстрация: вариант эскиза к сцене "Чаепития" `97, художник-мультипликатор Юрий Норштейн)
Повесть «Шинель», написанная Н.В. Гоголем, в русской литературе приобрела огромное значение и даже в наши дни остается весьма актуальной. "Маленьким человеком" в ней называют Акакия Акакиевича Башмачкина, невысокого ранга чиновника. От природы не наделенный особенными талантами он с любовью выполняет свою работу, состоящую в красивом переписывании всевозможных бумаг. Его смерть от потрясения и равнодушия окружающих вовсе не является обличением, как может показаться на первый взгляд, но призывом вспомнить евангельскую заповедь о любви к ближнему.

Акакий Акакиевич с самого начала своей служебной карьеры занимает скромное место и не спешит этого менять. Предложенную ему однажды возможность продвинуться по службе он воспринимает безо всякой радости. Постоянные насмешки молодых сослуживцев не лишенных честолюбия он сносит с христианским смирением, и только в самом крайнем случае позволяет себе жалостливо спросить: «Зачем вы меня обижаете?». Уже тогда он сам, его горести и радости никого не интересовали, но вызывали только насмешку

(Иллюстрация: вариант эскиза к сцене "Чаепития" `97, художник-мультипликатор Юрий Норштейн)
Повесть «Шинель», написанная Н.В. Гоголем, в русской литературе приобрела огромное значение и даже в наши дни остается весьма актуальной. "Маленьким человеком" в ней называют Акакия Акакиевича Башмачкина, невысокого ранга чиновника. От природы не наделенный особенными талантами он с любовью выполняет свою работу, состоящую в красивом переписывании всевозможных бумаг. Его смерть от потрясения и равнодушия окружающих вовсе не является обличением, как может показаться на первый взгляд, но призывом вспомнить евангельскую заповедь о любви к ближнему.

Акакий Акакиевич с самого начала своей служебной карьеры занимает скромное место и не спешит этого менять. Предложенную ему однажды возможность продвинуться по службе он воспринимает безо всякой радости. Постоянные насмешки молодых сослуживцев не лишенных честолюбия он сносит с христианским смирением, и только в самом крайнем случае позволяет себе жалостливо спросить: «Зачем вы меня обижаете?». Уже тогда он сам, его горести и радости никого не интересовали, но вызывали только насмешку