Какие средства выразительности используются в стихотворении блока? над озером с вечерним озером я разговор веду высоким ладом песни. в тонкой чаще высоких сосен, с выступов песчаных, из-за могил и склепов, где огни лампад и сумрак дымно-сизый - влюбленные ему я песни шлю. оно меня не видит - и не надо. как женщина усталая, оно раскинулось внизу и смотрит в небо, туманится, и даль поит туманом, и отняло у неба весь закат. все исполняют прихоти его: та лодка узкая, ласкающая гладь, и тонкоствольный строй сосновой рощи, и семафор на дальнем берегу, в нем отразивший свой огонь зеленый - как раз на самой розовой воде. к нему ползет трехглазая змея своим единственным стальным путем, и, прежде свиста, озеро доносит ко мне - ее ползучий, хриплый шум. я на уступе. надо мной - могила из темного гранита. подо мной - белеющая в сумерках дорожка. и кто посмотрит снизу на меня, тот испугается: такой я неподвижный, в широкой шляпе, средь ночных могил, скрестивший руки, стройный и влюбленный в мир. но некому взглянуть. внизу идут влюбленные друг в друга: нет им дела до озера, которое внизу, и до меня, который наверху. им нужны человеческие вздохи, мне нужны вздохи сосен и воды. а озеру - красавице - ей нужно, чтоб я, никем не видимый, запел высокий гимн о том, как ясны зори, как стройны сосны, как вольна душа все пары. сумерки синей, белей туман. и девичьего платья я вижу складки легкие внизу. задумчиво она дорожку и одиноко села на ступеньки могилы, не заметивши я вижу легкий профиль. пусть не знает, что знаю я, о чем пришла мечтать тоскующая светлеют все окна дальних дач: там - самовары, и синий дым сигар, и плоский она пришла без спутников наверное, наверное прогонит затянутого в китель офицера с вихляющимся задом и ногами, завернутыми в трубочки штанов! она глядит как будто за туманы, за озеро, за сосны, за холмы, куда-то так далёко, так далёко, куда и я не в силах о, нежная! о, тонкая! - и быстро ей мысленно приискиваю имя: будь аделиной! будь марией! теклой! да, - и задумчиво глядит в клубящийся ах, как а офицер уж близко: белый китель, над ним усы и пуговица-нос, и плоский блин, приплюснутый он он жмет ей смотрят его гляделки в ясные я даже выдвинулся из-за и протяжно чмокает ее, дает ей руку и ведет на дачу! я хохочу! взбегаю вверх. бросаю в них шишками, песком, визжу, пляшу среди могил - незримый и кричу: "эй, фёкла! фёкла! " - и они испуганы, сконфужены, не знают, откуда шишки, хохот и он ускоряет шаг, не забывая вихлять проворно задом, и она, прижавшись крепко к кителю, почти бегом бежит за эй, доброй ночи! и, выбегая на крутой обрыв, я отражаюсь в мы видим друг друга: "! " - я и голосом красавицы - леса прибрежные ответствуют мне: "! " кричу: "прощай! " - они кричат: "прощай! " лишь озеро молчит, влача туманы, но явственно на нем отражены и я, и все союзники мои: ночь белая, и бог, и твердь, и и белая задумчивая ночь несет меня домой. и ветер свищет в горячее лицо. вагон и в комнате моей белеет утро. оно на всем: на книгах и столах, и на постели, и на мягком кресле: и на письме трагической актрисы: "я вся усталая. я вся больная. цветы меня не радуют. простите и сожгите этот " и томные и длинный почерк, усталый, как ее усталый и томностью пылающие буквы, как яркий камень в черных волосах.