Как в отрывке раскрывается проблема взаимоотношений художника и толпы? счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с её , слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить всё печальное из памяти. счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку! счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих печальною своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека, который из великого омута ежедневно вращающихся образов избрал одни немногие исключения, который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям, и, не касаясь земли, весь повергался в свои далеко отторгнутые от неё и возвеличенные образы. вдвойне завиден прекрасный удел его: он среди их как в родной семье; а между тем далеко и громко разносится его слава. он окурил упоительным куревом людские очи; он чудно польстил им, сокрыв печальное в жизни, показав им прекрасного человека. всё, рукоплеща, несётся за ним и мчится вслед за торжественной его колесницей. великим всемирным поэтом именуют его, парящим высоко над всеми другими гениями мира, как парит орел над другими высоко летающими. при одном имени его уже объемлются трепетом молодые пылкие сердца, ответные слёзы ему блещут во всех нет равного ему в силе — он бог! но не таков удел, и другая судьба писателя, дерзнувшего вызвать наружу всё, что ежеминутно пред очами и чего не зрят равнодушные очи, — всю страшную, потрясающую тину мелочей, опутавших нашу жизнь, всю глубину холодных, раздробленных, повседневных характеров, которыми кишит наша земная, подчас горькая и скучная дорога, и крепкою силою неумолимого резца дерзнувшего выставить их выпукло и ярко на всенародные очи! ему не собрать народных рукоплесканий, ему не зреть признательных слёз и единодушного восторга взволнованных им душ; к нему не полетит навстречу шестнадцатилетняя девушка с закружившеюся головою и геройским увлеченьем; ему не позабыться в сладком обаянье им же звуков; ему не избежать, наконец, от современного суда, лицемерно-бесчувственного современного суда, который назовёт ничтожными и низкими им лелеянные созданья, отведёт ему презренный угол в ряду писателей, оскорбляющих человечество, придаст ему качества им же изображённых героев, отнимет от него и сердце, и душу, и божественное пламя таланта. ибо не признаёт современный суд, что равно чудны стёкла, озирающие солн- цы и движенья незамеченных насекомых; ибо не признаёт современный суд, что много нужно глубины душевной, дабы озарить картину, взятую из презренной жизни, и возвести её в перл созданья; ибо не признаёт современный суд, что высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем скомороха! не признаёт сего современный суд и все обратит в и поношенье непризнанному писателю; без разделенья, без ответа, без участья, как бессемейный путник, останется он один посреди дороги. сурово его поприще, и горько почувствует он своё одиночество. н.в. гоголь «мёртвые души»
Первый - тот, который пишет красиво о красивом, "который не изменял ни разу возвышенного строя своей лиры, не ниспускался с вершины своей к бедным, ничтожным своим собратьям". Он собирает восторги и признание своих читалей, толпы поклонников возносят его на вершину славы.
Второй - который пишет о вещах незначительных, уродливых, вскрывает пороки общества и его язвы, рассказывает о несовершенстве мира и человека, встречающемся на каждом шагу. Он говорит о наболевшем, вскрывая, словно скальпелем, нарывы, пробуя очистить мир от язв. За ним не ходят толпы восхвалителей, юные девушки не падают в обморок от счастья встречи с ним.
Толпа предпочитает сладкоголосого эстета, а не хирурга. А всякому писателю нужен читатель. И если писателя не читают, то его словно и нету, каким бы великим ни был его талант. Непризнание и невостребованность со стороны сограждан губят такого писателя, обрекают на одиночество, словно человека без роду и племени, темы, которые он поднимает, не находят никакого отклика у толпы, кроме порицания и просто неприятия.
Пожелаем же такому художнику достаточной силы духа для того, чтобы, невзирая на подобное противостояние, он мог нести и дальше нелегкое бремя своего таланта, а не зарыл его в землю. Ведь в толпе все же может быть кто-то, пусть и один, которому именно такое искусство нужно, какое предлагает наш Второй.