«Руслан и Людмила» является, первым большим сказочным произведением Александра Сергеевича. В последующем он не раз еще обратит свое внимание на этот удивительный по своей художественной силе жанр и придаст ему свою уникальную, чисто пушкинскую огранку. В данной же поэме поэт только набирает свою силу и выразительность. В ней, наряду с совершенными находками, вошедшими в народный лексикон вроде «У лукоморья дуб зеленый …» или «Дела давно минувших дней, / Преданья старины глубокой», мы находим несколько скороспелые (непродуманные) попытки актуализировать смысл сказочного повествования и спроецировать его на современную эпоху посредством относительно (относительно основного текста) тяжеловесных вставок по поводу личностных переживаний автора на ту или иную частную тему, мало связанную с основным ходом событий. Позже этот прием Пушкин разовьет до совершенства в «Евгении Онегине», здесь же то совершенство только оформляется, продумываются основные его правила. И все же, несмотря на некоторые недостатки, «Руслан и Людмила» представляет собой куда более совершенное творение, чем перлы многих знаменитостей. Взять, к примеру, «Фауста» Гете. Степень известности этого произведения зашкаливает все возможные пределы, но если подойти к нему без предвзятости, то в нем легко можно обнаружить не только совершенно несуразные длинноты, без коих роман без труда мог бы похудеть с пользой для себя как минимум вполовину, но и, что значительно важнее, сущностное несоответствие всего повествовательного каркаса конечному итогу – возвышению Фауста на небеса. У Пушкина таких несуразностей нет и в помине. Чувство гармонии и ритма позволяет ему выстроить поэму в лаконичном по форме, но емком по содержанию стиле, благодаря чему чтение ее сопровождает какое-то странное ощущение легкости, облегченности и комфорта. При этом оно искусно сопрягается с глубокой мыслью, которая щедро преподносится благодарным читателям. Собственно говоря, Пушкин потому и стал великим, что доносил до нас нетривиальные мысли. Не формальная лексическая гармоничность, но синтез гармонии с мыслью делает произведения бессмертными. Но какова же эта мысль, которой поэт стремился поделиться с публикой? Попробуем разобраться. Вообще говоря, первое, что приходит на ум, касается темы преданности, характерной для средневековых рыцарских романов Европы: Руслан был предан Людмиле, не отказывался от нее ни при каких обстоятельствах, и наградой ему стали объятия его любимой.
И все же, несмотря на некоторые недостатки, «Руслан и Людмила» представляет собой куда более совершенное творение, чем перлы многих знаменитостей. Взять, к примеру, «Фауста» Гете. Степень известности этого произведения зашкаливает все возможные пределы, но если подойти к нему без предвзятости, то в нем легко можно обнаружить не только совершенно несуразные длинноты, без коих роман без труда мог бы похудеть с пользой для себя как минимум вполовину, но и, что значительно важнее, сущностное несоответствие всего повествовательного каркаса конечному итогу – возвышению Фауста на небеса. У Пушкина таких несуразностей нет и в помине. Чувство гармонии и ритма позволяет ему выстроить поэму в лаконичном по форме, но емком по содержанию стиле, благодаря чему чтение ее сопровождает какое-то странное ощущение легкости, облегченности и комфорта. При этом оно искусно сопрягается с глубокой мыслью, которая щедро преподносится благодарным читателям. Собственно говоря, Пушкин потому и стал великим, что доносил до нас нетривиальные мысли. Не формальная лексическая гармоничность, но синтез гармонии с мыслью делает произведения бессмертными. Но какова же эта мысль, которой поэт стремился поделиться с публикой? Попробуем разобраться.
Вообще говоря, первое, что приходит на ум, касается темы преданности, характерной для средневековых рыцарских романов Европы: Руслан был предан Людмиле, не отказывался от нее ни при каких обстоятельствах, и наградой ему стали объятия его любимой.