Летом 1871 г. поэт посетил археологические раскопки на месте городища Вщиж на Орловщине. Поездка была недалекой: место, некогда бывшее центром удельного княжества, располагается в десятке километров от Овстуга, тютчевского родового поместья. От города-крепости остались лишь курганы, напоминающие о трагической судьбе Вщижа и его жителей, погибнувших под натиском татар.
Упоминание о курганах содержит поэтический текст, появившийся под свежим впечатлением от путешествия. Нельзя утверждать, что пейзажная картина насыщена приметами конкретной местности: земляные насыпи, похожие на холмы, и дубы – две доминанты природной зарисовки. Тенденция к обобщению поддерживается неопределенностью числовой характеристики «два-три», которая применяется к обоим образам. Если курганы упоминаются вскользь, то образ деревьев развернут в антро манере, присущей тютчевской поэтике.
В пейзажное полотно вплетены размышления лирического «я», отсылающие читателя к жестокой борьбе страстей и кровавым сражениям. Весь эпизод организован на антитезе: символом настоящего становятся могучие раскидистые дубы, а минувшее, почти неуловимое ассоциируется с курганами. Здесь же возникает мотив безразличия к деяниям ушедших веков, который развивается во второй части «От жизни…»
Содержание завершающих катренов посвящено философской теме вечности природы, в рамках которой разворачивается еще одна антитеза. Ее компонентами выступают вечная «бездна» внешнего мира и краткое человеческое существование. Лирический субъект беспощаден к «царю земли», пребывающему в поте и пыли: его призрачные годы», и «бесполезные» подвиги настоящего имеют общий исход, который не зависит от моральной стороны поступков. Метафора «греза природы» демонстрирует робкие догадки представителей рода человеческого о своем скромном амплуа в тютчевской космогонии. Лексема «дети», отчасти противоречащая с понятием грезы, зыбкого видения, определяет черты истинного портрета человека – трагического, но лишенного иллюзий.
Знаковый и многоликий образ бездны описан двумя сложными эпитетами: «всепоглощающая» и «миротворная». Философская категория, в лирике Тютчева обозначающая беспредельное и вечное внеземное бытие, в контексте итогового стихотворения лишена семантики «рокового» и зловещего. Она не грозит смертным возмездием и наказанием, а сулит умиротворение и покой
Летом 1871 г. поэт посетил археологические раскопки на месте городища Вщиж на Орловщине. Поездка была недалекой: место, некогда бывшее центром удельного княжества, располагается в десятке километров от Овстуга, тютчевского родового поместья. От города-крепости остались лишь курганы, напоминающие о трагической судьбе Вщижа и его жителей, погибнувших под натиском татар.
Упоминание о курганах содержит поэтический текст, появившийся под свежим впечатлением от путешествия. Нельзя утверждать, что пейзажная картина насыщена приметами конкретной местности: земляные насыпи, похожие на холмы, и дубы – две доминанты природной зарисовки. Тенденция к обобщению поддерживается неопределенностью числовой характеристики «два-три», которая применяется к обоим образам. Если курганы упоминаются вскользь, то образ деревьев развернут в антро манере, присущей тютчевской поэтике.
В пейзажное полотно вплетены размышления лирического «я», отсылающие читателя к жестокой борьбе страстей и кровавым сражениям. Весь эпизод организован на антитезе: символом настоящего становятся могучие раскидистые дубы, а минувшее, почти неуловимое ассоциируется с курганами. Здесь же возникает мотив безразличия к деяниям ушедших веков, который развивается во второй части «От жизни…»
Содержание завершающих катренов посвящено философской теме вечности природы, в рамках которой разворачивается еще одна антитеза. Ее компонентами выступают вечная «бездна» внешнего мира и краткое человеческое существование. Лирический субъект беспощаден к «царю земли», пребывающему в поте и пыли: его призрачные годы», и «бесполезные» подвиги настоящего имеют общий исход, который не зависит от моральной стороны поступков. Метафора «греза природы» демонстрирует робкие догадки представителей рода человеческого о своем скромном амплуа в тютчевской космогонии. Лексема «дети», отчасти противоречащая с понятием грезы, зыбкого видения, определяет черты истинного портрета человека – трагического, но лишенного иллюзий.
Знаковый и многоликий образ бездны описан двумя сложными эпитетами: «всепоглощающая» и «миротворная». Философская категория, в лирике Тютчева обозначающая беспредельное и вечное внеземное бытие, в контексте итогового стихотворения лишена семантики «рокового» и зловещего. Она не грозит смертным возмездием и наказанием, а сулит умиротворение и покой
Объяснение:
Думаю, что понятно