Вчём специфика поведения интеллигенции в гражданской войне?

   На взаимоотношениях советской власти и интеллигенции неизбежно сказывались все реалии гражданской войны. Недовольство либеральной интеллигенции вызывали уже первые декреты СНК, ограничившие свободу слова, в том числе декрет о печати 27 октября 1917 г. Разгон Учредительного собрания, возобновление смертной казни, декреты периода военного коммунизма наряду с усилением карательно-репрессивных мер в годы гражданской войны это чувство усилили. Наблюдалась парадоксальная ситуация, когда одновременно увеличивалось и количество недовольных советской властью, и число сотрудничающих с ней. Зачастую это были одни и те же люди, в работе стремившиеся заглушить свое чувство недовольства существующими порядками. К этому же их толкало материальное положение, не позволявшее отвлекаться на политическую деятельность. Лишь отдельные представители из ранее поддерживавших советскую власть кругов интеллигенции выступали против внутриполитических изменений в стране, так как подобные выступления были чреваты арестами (А. Блок, С. Есенин) и, безусловно, ухудшением материального положения. Многие же стремились найти в большевизме то лучшее, что позволяло смириться с настоящим, подобно М. Горькому. Террор белых и красных был одинаково чужд российской интеллигенции, но только немногие ее представители поднимали голос против всякого насилия в гражданской войне, в частности В. Г. Короленко. В своем же большинстве российская интеллигенция ждала исхода гражданской войны, чтобы уже после ее окончания сделать свой выбор. 
   Победа большевиков толкнула значительную часть интеллигенции выбрать путь эмиграции. За рубежом в революционное пятилетие оказалось около 1,5 млн человек, в том числе десятки тысяч семей литераторов, ученых, инженеров, военных. Они достаточно трезво оценивали причины трагедии эмиграции. "Виновных нет, вернее: все виноваты", - писал И. Гессен. Пытались объединиться, жить вместе. В Париже в начале 20-х гг. находилось около 400 тыс. русских эмигрантов; другими центрами эмиграции стали Берлин, Харбин, София и Прага. 
   Оторванная от родной почвы, эмиграция сохранила в изгнании особенности русского стереотипа поведения и ментальности, дополняя их безысходностью мироощущения, когда лучшее виделось только в которое безвозвратно ушло в, небытие, а настоящее - только далекое преддверие неопределенного будущего. Это приводило иногда к попыткам примирения с советской действительностью, наиболее распространенным в среде первой революционной волны эмиграции. Завершение гражданской войны в этих кругах воспринималось зачастую как победа российской государственности, пусть и не традиционным путем. 
   Группа единомышленников, ядро которых составили представители партии кадетов, издала в середине 1921 г. сборник "Смена вех", в котором изложила свои взгляды относительно перехода к политике гражданского примирения, призывая совместно с большевиками содействовать возрождению России. В Советской России движение "сменовеховцев" было воспринято с одобрением, так как давало возможность хотя бы частично компенсировать потери, вызванные массовой эмиграцией, и расколоть русское зарубежье. Однако движение "сменовеховцев", хотя и обозначало начало возвращения интеллигенции на Родину, так и не приобрело массового характера из-за репрессий против интеллигенции в Советской России. Пребывание русской интеллигенции за рубежом становилось постоянным. Вдали от Родины рождались произведения, составляющие гордость русской культуры XX в.