Кого имел в виду в своем послании патриарх тихон под "руководителями" православного народа?

Под "руководителями" русского народа патриарх Тихон подразумевает святых людей.

В краце напишешь. В страшные, смутные годы революции, когда пал Монарший Престол, а слово Отечество все чаще употреблялось в сочетании с термином «социалистическое», единственной опорой и утешением для многих русских людей стала Православная Вера. В это же время, после почти двухсотлетнего «синодального» перерыва было восстановлено Патриаршество. Скипетр отрекшегося Государя символически сменил Патриарший посох. Во времена распада власти светской, образования многочисленных политических групп, живших надеждой созыва Учредительного Собрания, власть духовная, опираясь на авторитет Поместного Собора, должна была преодолеть разделения и скорби, в едином уповании на милосердие Господне сплотиться вокруг избранного Святейшего Патриарха Тихона. «Патриаршество необходимо нам, как религиозно-нравственный центр, как средоточие наших религиозных указаний и как могучая опора в борьбе с расшатанностью всех основ религиозной мысли и жизни» - отмечал в докладе на Соборе 6 сентября 1917 г архиепископ Харьковский Антоний. И пусть хоругвеносцем наших религиозных заветов будет Русский Патриарх, как символ того, что с падением царской власти не пала Святая Русь, и что не отказалась она от того, что ей всего дороже в ее Значение восстановления Патриаршества также хорошо выразил еще один участник Поместного Собора профессор В.П. Верховский: «…Свершилось событие, имеющее в русской церковной и государственной жизни величайшую важность. Целые два столетия у Русской Церкви не было одного общего Архипастыря, не было единой живой души, которая болела бы общими скорбями и радовалась общею радостью. Не было единой священной власти, которая объединила бы в живом лице всех архиереев, все духовенство и всех верующих православных мирян. Недоставало живого молитвенника пред Богом за всю Русскую Церковь, недоставало духовника, который взял бы на свою совесть все ее многочисленные согрешения. Да и верующим не за кого было не на кого было и понадеяться. Все расплывалось в туманное пятно целого ряда церковно-государственных учреждений… Теперь у нас есть Патриарх, и русскому сердцу стало теплей и спокойней. Мы глубоко верим, что благодать свыше, высокие дарования и горение духа нашего Отца и Архипастыря возбудят в нас наши дремлющие духовные силы и станут мощными руководителями Православной Великой России в трудном деле возрождения ее религиозно-нравственной жизни…» (1). Но недолгой была надежда на скорое Преображение Государства Российского. Приход к власти большевистской партии, разгон Всероссийского Учредительного Собрания, заключение Брестского мира, начавшаяся политика уничтожения традиций русского народа и, прежде всего, Русского Православия, не могли не встретить отпор со стороны Святейшего Патриарха. Патриаршие Послания и обращения с анафематствованием гонителей Церкви и сеятелей братоубийственной брани (январь 1918 г.), о заключении Брестского мира (март 1918 г.), Совету Народных Комиссаров (октябрь 1918 г.) четко определяли меру вины новых «правителей» и «властей» в начинавшемся «воинствующем безбожии». Примечательны слова Святейшего Патриарха, сказанные им 21 ноября 1917 г. в Успенском Соборе Московского Кремля, сразу после известия о том, что на него выпал жребий Патриаршества: «…Патриаршество восстанавливается на Руси в грозные дни, среди огня и орудийной смертоносной пальбы. Вероятно, и само оно принуждено будет не раз прибегать к мерам запрещения для вразумления непокорных и для восстановления порядка Церковного. Но как в древности пророку Илии явился Господь не в буре, не в трусе, не в огне, а в прохладе, в веянии тихого ветерка, так и ныне на наши малодушные укоры: «Господи! Сыны Российские оставили завет Твой, разрушили твои жертвенники, стреляли по храмам и кремлевским святыням, избивали священников Твоих», - слышится тихое влияние словес Божиих: «Еще семь тысяч мужей не преклонили колена перед современным ваалом и не изменили Богу истинному». «И Господь как бы говорит мне так: иди и разыщи тех, ради коих еще пока стоит и держится Русская Земля ! Но не оставляй и заблудших овец, обреченных на погибель, на заклание, овец, поистине жалких. Паси их, и для сего возьми жезл сей, жезл благоволения. С ним потерявшуюся – отыщи, пораженную – перевяжи, больную – укрепи, разжиревшую и буйную – истреби, паси их по правде!» Эти слова оправдались в ближайшие месяцы патриаршего служения. Другое мнение, высказанное первоначально в части духовной и светской литературы Русского Зарубежья, а затем, существенно не изменившись, перешло и на страницы отечественной литературы, состоит в следующем: хотя немалая часть иерархов и священников поддерживали Белое движение и непосредственно участвовали в нем, Святейший Патриарх отказал ему в поддержке по причине его «либерализма». Исходя из тезиса об «отказе благословить Белое движение», многие готовы утверждать, что Патриарх (правда, не сразу в октябре 1917-го) «признал правоту народной советской власти».