В отличие от столичного денди Евгения, Татьяна выросла в "глуши забытого селения", в атмосфере преданий простонародной старины. Если сопоставить детство, отрочество и юность Татьяны и Евгения, становится ясно, что они прямо противоположны друг другу. У Евгения - иностранцы-гувернеры; у Татьяны - простая русская крестьянка. Она - "ранняя пташка", просыпается на рассвете, подобно крестьянским девушкам. Татьяна - положительный, идеальный образ русской женщины. Она мечтает о настоящей большой любви, о единственном избраннике, а у Онегина "наука страсти нежной", цепь легких и скоро надоевших побед. Правда, на эти мечты, как и на формирование всего духовного мира Татьяны оказали большое влияние иностранные романы. Пушкин сообщает, что его героиня по-русски знала плохо, то есть, не владела русским литературным языком: письмо к Онегину она пишет по-французски. Под подушкой у Татьяны французская книжка, но видит она русские, "простонародные", сны. Она, выросшая в среде провинциального дворянства, не умеет лгать и притворяться. Ее любовь, естественная и живая, именно поэтому прекрасна. Она "любит не шутя".
Другой! ..Нет, никому на свете Не отдала бы сердце я! То в вышнем суждено совете.. . То воля неба: я твоя.
Вот мимо всего этого Онегин и проходит. Он испугался подлинных чувств, потому что привык к светской фальши, игре, а искренность Татьяны испугала, даже оттолкнула Евгения. Даже тогда, когда в последней главе в его охладевшем, давно "потерявшем чувствительность" сердце внезапно вспыхивает большое чувство, он увлекается не той Татьяной, какой она была в деревне, "в глуши лесов", в окружении русской природы, "не этой девочкой несмелой, влюбленной, бедной и простой". Этой Татьяной Онегин пренебрегал, останься она в той же "смиренной доле", пренебрег бы ею и сейчас. Он стал "томиться жаждою любви" к Татьяне, обрамленной великолепной блистательной рамой петербургских светских гостиных, - "равнодушною княгиней", "непреступною богиней роскошной царственной Невы". А ведь все лучшее в духовном облике Татьяны -- ее высокое душевное благородство, искренность и глубина чувств, верность долгу, - связано с ее близостью к простому, народному. Ей самой "душно здесь", в этой новой среде, в которой она стала так пленительна Онегину. Она ненавидит "волненье света", презирает окружающую ее "постылой жизни мишуру", "весь этот шум, и блеск, и чад".
Другой! ..Нет, никому на свете
Не отдала бы сердце я!
То в вышнем суждено совете.. .
То воля неба: я твоя.
Вот мимо всего этого Онегин и проходит. Он испугался подлинных чувств, потому что привык к светской фальши, игре, а искренность Татьяны испугала, даже оттолкнула Евгения.
Даже тогда, когда в последней главе в его охладевшем, давно "потерявшем чувствительность" сердце внезапно вспыхивает большое чувство, он увлекается не той Татьяной, какой она была в деревне, "в глуши лесов", в окружении русской природы, "не этой девочкой несмелой, влюбленной, бедной и простой". Этой Татьяной Онегин пренебрегал, останься она в той же "смиренной доле", пренебрег бы ею и сейчас. Он стал "томиться жаждою любви" к Татьяне, обрамленной великолепной блистательной рамой петербургских светских гостиных, - "равнодушною княгиней", "непреступною богиней роскошной царственной Невы".
А ведь все лучшее в духовном облике Татьяны -- ее высокое душевное благородство, искренность и глубина чувств, верность долгу, - связано с ее близостью к простому, народному. Ей самой "душно здесь", в этой новой среде, в которой она стала так пленительна Онегину. Она ненавидит "волненье света", презирает окружающую ее "постылой жизни мишуру", "весь этот шум, и блеск, и чад".