Пейзажу Салтыкова-Щедрина не просто описательный, он приобретает лирически — эмоциональный характер, передает ощущение всеобщего разлада, запустения, разорения, он словно бы предвещает гибель героев.
В главе «Семейный суд» картины природы даны контрастно по отношению к тому, что переживает Степан Владимирыч, возвращаясь в «родное» Головлево: «Время стоит еще раннее, шестой час в начале: золотистый утренний туман вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод, дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат бесчисленные стада птиц. Но Степан Владимирыч ничего не замечает; все легкомыслие вдруг соскочило с него, и он идет, словно на страшный суд» (отрывки читаются заранее подготовленными учащимися).
Позднее в изображении картин природы начинают преобладать мрачные, унылые и скорбные тона: «серое, вечно слезящееся небо осени»; «понурые и неподвижные, точно замученные деревья в «жаркий июльский полдень»; земля, «на неоглядное пространство покрытая «белым саваном»; «сиротливая снежноя равнина, на поверхности которой по местам торчал какой-то хворост»; «господские службы почернели и словно ослизли». И снова «окрестность, схваченная неоглядным снежным саваном». Эта пейзажная зарисовка еще более усиливает ощущение безысходности тупика, конца: обреченный на скорую смерть Степан Владимирыч «сквозь двойные рамы смотрел на крестьянский поселок, утонувший в грязи».
В главе «Семейный суд» картины природы даны контрастно по отношению к тому, что переживает Степан Владимирыч, возвращаясь в «родное» Головлево: «Время стоит еще раннее, шестой час в начале: золотистый утренний туман вьется над проселком, едва пропуская лучи только что показавшегося на горизонте солнца; трава блестит; воздух напоен запахами ели, грибов и ягод, дорога идет зигзагами по низменности, в которой кишат бесчисленные стада птиц. Но Степан Владимирыч ничего не замечает; все легкомыслие вдруг соскочило с него, и он идет, словно на страшный суд» (отрывки читаются заранее подготовленными учащимися).
Позднее в изображении картин природы начинают преобладать мрачные, унылые и скорбные тона: «серое, вечно слезящееся небо осени»; «понурые и неподвижные, точно замученные деревья в «жаркий июльский полдень»; земля, «на неоглядное пространство покрытая «белым саваном»; «сиротливая снежноя равнина, на поверхности которой по местам торчал какой-то хворост»; «господские службы почернели и словно ослизли». И снова «окрестность, схваченная неоглядным снежным саваном». Эта пейзажная зарисовка еще более усиливает ощущение безысходности тупика, конца: обреченный на скорую смерть Степан Владимирыч «сквозь двойные рамы смотрел на крестьянский поселок, утонувший в грязи».